История Арзамасского Воскресенского собора в 20-40гг. XX века

Судьба Воскресенского собора в 20-40гг. XX века. Главы из неопубликованной книги «Провинциальный апокалипсис» Воскресенский собор – уникальный памятник провинциального классицизма, спроектированный архитектором М.П. Коринфским и строившийся 27 лет на деньги арзамасцев, был закрыт в начале 30-х гг. и превращен в музей атеизма. Подобная участь постигла многие церкви России. Но благодаря музею, расположившемуся в стенах собора, удалось сохранить его первозданный вид и уникальное внутреннее убранство. Повествуя о том, как храм Божий превращался в очаг атеизма, Нель умолчать и о прочих бедах, задолго до этого обрушившихся на клир и приход собора. 4 апреля 1926г. протоиерей Павел Введенский, настоятель Воскресенского собора, докладывал арзамасскому владыке об ограблении зимнего собора в ночь с 24 на 25 марта текущего года. Грабители подпилили решетку в окне храма и так проникли внутрь. Похитили дарохранительницу с главного престола, три дароносицы, оклад со святого Евангелия, полный комплект священных сосудов (все предметы были позолоченные), драгоценные ризы с икон «Утоли моя печали» и «Воскресение Христово», три покрова с жертвенника и престола и два шелковых подризника[1].

Вещи эти найти не удалось и церковной общине пришлось терпеть большие неприятности от властей. Воскресенский собор в 20-30-е гг., несмотря на то, что являлся кафедральным в полном смысле этого слова, находился в плачевном состоянии. Лишившись городских дотаций и купеческих пожертвований, приход стал не в состоянии обеспечивать не только капитальный, но и текущий ремонт двух огромных зданий. Поэтому приходской совет был вынужден нередко обращаться за материальной помощью к верующим других приходов города. Однако обнищание народа, исчезновение богатых меценатов, делало эти попытки почти безрезультатными. В конце августа 1924г. епископ Михаил совместно и церковным советом Арзамасского Воскресенского собора издает «Братское воззвание» всем церковно-приходским советам и церковным старостам Арзамаса: «Возлюбленные чада Православной Христовой церкви и ревнители благочестия церковного. К Вам обращается наше слово и наша братская просьба. Главнейшую святыню нашей Арзамасской Епископии и первую достопримечательность составляет Арзамасский Воскресенский собор. Изящный по своей высшей архитектуре, украшенный со всех четырех сторон 48 колоннами и увенчанный 5 куполами и высокими светлыми главами, громадный по своей вместимости, собор также великолепен по своей внутренней художественной красоте: по легкости стиля, массе света и по замечательной стенной живописи школы известного мастера Ступина. Еще более ценнее стал Арзамасский собор, когда была учреждена в 1920 году в Арзамасе епископская кафедра и когда Арзамасский собор стал кафедральным собором для всей епископии. Приходская община, сколько есть силы и возможности, имеет попечение как о поддержании в порядке самого здания собора, так и о надлежащем благолепии совершаемых в нем служб церковных. Но община весьма незначительна по количеству своих членов, не сильна и материальными средствами, и при условиях настоящего времени, когда храмы не имеют других доходов и должны содержаться исключительно на добровольные даяния верующих, материальное положение собора стало тяжелым… Помимо неотложных расходов по отоплению и освещению громадного храма и найма церковных сторожей, община должна изыскать средства: 1) на уплату государственных взносов; 2) на текущий ремонт храма; 3) на содержание хотя небольшого постоянного хора певчих при частых архиерейских службах… Все эти нужды, которые стали не под силу одной соборной малочисленной общине, и заставляют нас обратиться к церковно-приходским советам, церковным старостам всей Арзамасской епископии, как к ближайшим сотрудникам в церковном деле и ревнителям церковного благолепия, с просьбой помочь Совету кафедрального собора выйти из тяжелого положения, оказать материальную поддержку в содержании собора и тем сохранить святыню всей Арзамасской епископии от разрушения и, чего Боже сохрани, уничтожения. Кафедральный собор должен быть дорог, близок сердцу каждого из нас – он есть центр нашей церковной жизни, в нем должны объединяться все приходы епископии в своих религиозных запросах, нуждах и недоумениях. Он есть место постоянного служения епископа, место духовной силы и благодати, столь необходимых христианину для преуспеяния в духовном делании. Откликнитесь же, Христолюбивые чада Церкви Божией, помогите своему собрату в тяжелом положении. Посильная лепта каждого прихода даст возможность сохранить кафедральный собор и поддержать в нем благолепие Славы Божией. Все пожертвования могут направляться через отцов благочинных в канцелярию епископа Арзамасского. Помощь необходима в самом скором времени»[2].

Не сомневаемся, что пастырское воззвание имело свое действие, но поступивших средств было явно недостаточно. Собор бедствовал. 17 декабря 1924г. с докладом о состоянии дел перед Церковным советом Воскресенского собора выступил председатель совета С. И. Потехин. Вот что он доложил: «…В соборном храме очень часто совершаются архиерейские богослужения, но не с таким благолепием и далеко не с такой численностью сослужащего с епископом духовенства, которое нам приходилось видеть в прежние времена в губернских городах и во время приездов в наш город епархиальных архиереев. Приходится теперь архиерейские богослужения совершать при тускло мерцающем свете лампадок, наполненных гарным маслом; ограничиваться одним и много двумя священниками, при одном диаконе и при полном отсутствии иподиаконов… Соборные здания, не видавшие капитального ремонта десятки лет, требуют такового и при том незамедлительного. Крыша на летнем соборе ржавеет и местами дала течь, проникающую в своды собора. Фронтоны и поддерживающие их колонны со всех сторон обваливаются. Ограда приходит также к разрушению… В прежнее время средства на содержание собора давались от городского самоуправления. Городское самоуправление отпускало ежегодно по 500 рублей на нужды собора и даже бывали года, когда ассигнование доходило и более 1000 рублей. Тоже самоуправление бесплатно отпускало из городских лесных дач дрова на отопление зимнего собора в количестве 15 кубов, давало безвозвратную ежегодную субсидию на содержание духовенства, содержало сторожей и прочее. К этому не было безучастно и купечество, во главе с церковными старостами, жертвовавшими из своих капиталов значительные средства на то или иное церковное дело, на все это давно уже отпало…»[3]

Доклад был представлен епископу Михаилу, который написал резолюцию следующего содержания: «Вполне сочувствую тяжелому материальному положению церковного совета Арзамасского Кафедрального собора… и готов придти на помощь по изысканию средств. Разделяю мнение Совета о привлечении к пожертвованиям всех верующих всей нашей Арзамасской епископии путем тарелочного сбора в церквях. Поэтому благословляется производить во всех церквях во все воскресные и праздничные дни тарелочный сбор на неотложный ремонт собора…»[4]

8 апреля 1929г. Президиум ВЦИК принял постановление «О религиозных объединениях», которое действовало потом в течение шести десятилетий. Пункт 10 этого документа гласил: «…Каждое религиозное общество или группа верующих может пользоваться только одним молитвенным помещением…»[5]

Вследствие этого постановления 30 января 1930г. религиозное общество Воскресенского собора получило разрешение на проведение собрания по вопросу перерегистрации, которое и состоялось 4 февраля того же года в присутствии 226 человек. Были составлены соответствующие документы, которые, почему-то, не были приняты Административным отделом Арзамасского НКВД и поэтому 25 февраля собрание созывается вновь. В этот раз пришло уже 422 человека. Религиозное объединение было названо «Воскресенское соборное», район деятельности которого распространялся на город и станцию Арзамас-I (в те годы станция находилась за городской чертой, отделенная от нее оврагами и рощами). Присутствующие избрали исполнительный орган в составе Петра Григорьевича Каташина, 64 лет и Николая Михайловича Фирфарова, 56 лет. Священниками при общине состояли: Павел Иванович Введенский, 1857г.р., Василий Васильевич Гладков, 1892г.р. – бывший священник Никольского Арзамасского монастыря и настоятель Высокогорской пустыни (1919г.). Диаконом был Иван Иванович Поспелов, 1868г.р., псаломщиком – Петр Павлович Ковальков, 1877г.р. Через полгода, 22 октября 1930г., общее собрание Воскресенской соборной общины постановило: «…Принимая во внимание, что грубое обращение казначея собора Каташина подтвердилось, и что он создал атмосферу единоличного распоряжения денежными суммами, не допуская вмешательства членов ревизионной комиссии, собрание находит дальнейшее пребывание Каташина казначеем общины недопустимым… и отстраняет от обязанностей. Вместо него казначеем назначается Сеуткин Иван Тимофеевич»[6].

25 сентября 1930г. между верующими и горсоветом подписывается договор на пользование одним зимним храмом в честь иконы Божией Матери Живоносный Источник. Воскресенский собор, таким образом, хотя и не был закрыт официально, изымался из ведения общины и пустовал почти полтора года. Интересно, что еще 18 февраля 1930г. начальник церковного стола Арзамасского Окрадмотдела запрашивает Краймузей, состоят ли на их учете следующие церкви: Воскресенский собор, Смоленская (Рождественского прихода), Ильинская, Тихвинская, Всехсвятская и Троицкая, и можно ли все эти здания переоборудовать для других целей[7].

Ни один из перечисленных храмов в это время еще не был закрыт, кроме того, горсовет обещал верующим, что они будут функционировать и в дальнейшем. Интересен и ответ, пришедший из НКГ Главнауки Нижегородского Государственного Краеведческого Историко-Художественного музея 14 марта 1930г на этот запрос: «Нижкраймузей настоящим сообщает, что Главнаука НКП не возражает против приспособления для практических целей указанных Вами церквей: Воскресенской, Ильинской и Троицкой – 1 категории, Тихвинской – 2 категории и Всехсвятской – 3 категории. Причем в отношении памятников 1 категории надлежит поставить условием сохранение их общего архитектурного облика (курсив автора). Воскресенский собор зафотографировать совнутри, как представляющий большой художественный интерес по настенной живописи и остальному убранству. Проект переустройства представить на согласование. В Ильинской церкви изъять железные орнаментованные крюки для лампад. Также надлежит непременному изъятию и сохранению малый резной иконостас, находящийся в алтаре. Он представляет в целом крайне редкий образец плоскорельефной резьбы начала 18 века и любопытен по наивной символике изображений. В холодной Троицкой церкви надлежит, в частности, cохранению фигурный западный портал…»[8]

Из данного документа следует, что внутреннее убранство перечисленных церквей могло быть изменено по усмотрению местных властей, что и случилось на самом деле. Даже уникальная живопись Воскресенского собора подлежала только фотографированию и не более. Большое чудо, что она сохранилась до наших дней! Между тем, 3 мая 1931г. состоялись перевыборы исполнительного совета общины. Теперь его возглавили Ф.П. Пудков и П.А. Сюльдин.[9]

15 мая 1931г. горсовет постановил снять колокола соборной колокольни с последующей передачей их на переплавку. Председатель Воскресенской общины Пудков 23 мая 1931г. от лица верующих пишет заявление в президиум горсовета: «На колокольне нашего собора колокола имеют значение не только для звона, но и для часов. Необходимо отметить, что часы там хорошие, старинные, выбивают минуты, четверти и часы. Последнее время почему-то не бьют. Во всяком случае, эти часы имеют общественное значение, и лишаться их не следует. А потому совет общины позволяет себе внести в Президиум горсовета предложение: 1) Назначить комиссию для осмотра указанных часов. 2) Разрешить нашему совету отремонтировать и пустить их с тем, чтобы и в дальнейшем следить за ними и заводить за свой счет. 3) А так как благодаря этим часам, как имеющих общественное значение, колокола должны сохраняться, не отказать бы, в виде исключения, разрешить нам колокольный звон».[10]

Понятно, что не о часах пеклись прихожане собора, а пытались сохранить дорогие сердцу колокола, понимая, что погибнут они безвозвратно. Понимал это и горсовет, и согласиться на колокольный звон не мог, хотя комиссию по осмотру колокольни назначил, правда, по другому поводу. Это видно из докладной записки заведующего городским коммунальным хозяйством и начальника пожарной команды от 26 мая 1931г.: «По поручению Президиума мною совместно с начальником пожарной команды тов. Хазовым, обследованы подходящие колокольни для использования их под городскую каланчу. Мы пришли к выводу, что единственная подходящая каланча по вышине и близости к гаражу, является закрытая колокольня собора. С таким расчетом: а) снять три больших колокола – 510, 170 и 100 пудов, а остальные мелкие 6 штук оставить с часами, пустив их в ход; б) разрешить оборудовать там сторожевую площадку; в) расхода будет 300-400 рублей. Наше предположение вызвано тем, что устройство каланчи на других колокольнях (Ильинской церкви), могут вызвать большие расходы, т.к. это должно быть увязано с переводом гаража. Средств на это нет. С использованием соборной каланчи, мы до закрытия используем старый гараж, а при закрытии собора, считаем целесообразным, использовать для этой цели теплый собор, который вполне может удовлетворить».[11]

Таковы были планы коммунальщиков относительно зимней церкви собора, хотя разговора о её закрытии еще не велось. А верующие продолжали битву соборные колокола. 5 июля 1931г. Пудков пишет жалобу во ВЦИК: «28 мая 1931г. одному из членов нашего совета – т. Пудкову объявлено арзамасским горсоветом постановление от 15 мая сего года за №12/10 относительно запрещения колокольного звона и передаче колоколов государству. С означенным постановлением церковный совет не может согласиться по следующим причинам: 1) Наш город провинциальный, а не фабрично-заводской, и колокольный звон совершенно никому не мешал и не беспокоил; 2) Звон, как в будние, так и в праздничные дни, производился утром, задолго до открытия государственных учреждений и начала учебных занятий в школах, и вечером спустя долго после окончания работы и занятий… 3) Не может колокольный звон вообще никому мешать и потому, что из бывших в городе 18 колоколен, с колоколами осталось только 2 – наша соборная и Ильинская… Считаем снятие колоколов неправильным еще и потому, что передача их может, и могла состояться лишь при ликвидации религиозной общины. Наша же община не ликвидируется, да и вообще совету хорошо известно, что в тех центральных и фабрично-заводских городах (Москва, Нижний Новгород, Балахна и др.), где колокольный звон по единогласному желанию граждан и рабочих не происходит, колокола не сняты и до сих пор висят на колокольнях… Просим ВЦИК отменить решение Арзамасского горсовета и разрешить верующим пользоваться колокольным звоном…»[12] Письмо верующих дошло до Москвы, откуда пришел запрос местным властям о состоянии дела. 13 августа 1931г. арзамасский горсовет отвечает ВЦИКу, что никакой надобности производить звон нет, т.к. общин Тихоновского направления в городе 5, а верующих 937 человек, из 20 тысяч горожан. Недоразумений с другими общинами по этому вопросу не было кроме общины собора, в составе которой, по сравнению с другими общинами, большой процент лишенцев (т.е. лишенных избирательных прав,- прим. автора).[13]

Таким образом, попытки Ф.П. Пудкова сохранить колокола собора остались тщетными. В 1932г. их сняли, а колокольню переоборудовали под пожарную каланчу. Башенные часы, о которых писал церковный староста, пришли в полную негодность. Сохранилось их описание, оставленное городской комиссией, специально их осматривавшей 22 апреля 1935г.: «…Часы кустарной работы местных кустарей, год установки неизвестен. Ход с часовым боем и четвертями посредством колоколов, которые были сняты в 1932г. Размеры: на деревянном станке высотой 1метр, длиной 2метра, шириной 0,5 метра. Часы не действуют, механизм заржавел. Циферблата никогда не было, часы узнавались по бою…»[14] 3 ноября 1931г комиссия от горкомхоза в составе В. Матвеева и В.Чекушкина совместно с представителем соборной общины Ф.Ф. Сюльдиным осматривала здания общины. Было выяснено, что фактически верующие пользуются только двумя зданиями – зимним собором и примыкающей к нему церковной сторожкой. Поэтому летний собор решили передать в ведение Главискусства.[15]

Верующие, видимо, уже смирились с тем, что летний храм они потеряли, да и при всем желании содержать сразу два церковных здания им было не под силу. Приведем лишь один пример. Еще 30 декабря 1929 состоялось экстренное собрание членов религиозной общины Воскресенского собора по вопросу налогообложения. Дело в том, что 25 декабря председатель общины П.Г. Каташин, получил от горсовета окладные листы на уплату до 1 января 1930г. обычных налогов, налагаемых советской властью на религиозные общины. Денежные суммы, значившиеся в них, как и сроки уплаты были нереальными: оценочный и рентный налог – 1880 руб. 80 коп.; страховка – 794 руб. 87 коп. и 224 руб. 16 коп. Собрание, принимая во внимание, что церковный ящик таких сумм не имеет, решает возбудить ходатайство перед Арзамасской Окружной налоговой комиссией о рассрочке налога на 4 срока. Одновременно все прихожане и благотворители храма призываются внести добровольные пожертвования на уплату налогов. Однако рассрочки не последовало, и долги продолжали копиться. Безусловно, что местные большевики имели на собор свои виды, какие точно – неизвестно, но что они были, следует из предупреждения, пришедшего в горсовет 2 декабря 1931г. из Нижегородского Краевого музея. Тот доводил до сведения, что бывший Воскресенский собор постановлением сектора науки НКП, отнесен к памятникам архитектуры 1 категории, а потому всякое использование здания, перестройка, наружный и внутренний ремонт, могут производиться только с разрешения сектора науки.[16]

На этот раз горсовет решил внять доводам ученых и использовать собор для культурных целей, но сначала его нужно было официально изъять из ведения общины верующих. Для этого председателю церковного совета предъявляются претензии в ненадлежащем содержании храмов (обоих) и отсутствии ремонта зданий. 12 февраля 1932г. церковный совет собора пишет в горсовет заявление, в котором представляет, что почти все пункты договора от 25 сентября 1930г. о ремонте зимнего обора им выполнены: церковь оштукатурена и покрашена, сделана новая дверь с южной стороны, дополнена недостающая водосточная труба, выбелены стены. Крышу планируется покрасить весной текущего года. Только паровое отопление при всем желании общины отремонтировано быть не может, т.к. на частном рынке запчастей нет, а отпустить их горсовет и Нижегородский Краевой коммунальный отдел отказался. По этой причине церковный совет просит продать им необходимые детали или указать организации, где их можно купить.[17]

Горсовет в просьбе отказал, зато обрел законный повод наконец-то официально закрыть Воскресенский собор. 15 марта 1932г. специальная комиссия производит приемку здания и имущества летнего храма. В её состав входили: представитель от отдела агитационной пропаганды РК ВКП (б) т. Костин, от арзамасского музея – т. Кузнецов, от секции РКИ горсовета Воробьев В.М. и Бронин, от собора – староста Ф.П. Сюльдин. В опись имущества вошло 157 наименований, причем часть предметов была перенесена в зимний храм. Это были необходимые предметы богослужения и иконы в единственном экземпляре. Товарищ Кузнецов, как ответственный за организацию в Воскресенском соборе музея, поначалу не хотел отдавать их, но под нажимом горсовета отступил. Всего по описи было оставлено 49 наименований.[18] 19 марта 1932г. арзамасские власти ходатайствуют перед Нижегородским Крайисполкомом о закрытии Воскресенского собора, т.к. с момента объявления об этом прошло 7 дней, в течение которых ни одна религиозная община не изъявила согласия на его использование. Окончательным решением области 3 апреля 1932г. собор как молитвенное здание ликвидируется с передачей его в ведение горсовета под местный краеведческий музей.[19] Вопрос о создании в Арзамасе исторического музея возник не случайно. Еще 9 июня 1927г. заведующий уездным отделом народного образования т. Водопьянов писал в местный УИК об имеющихся объективных возможностях организовать в городе историко-художественный и бытовой музей: «…Этот музей будет ценен не только как учреждение, вмещающее в себя все исторические материалы, характеризующие прошлое края, но и как учреждение, концентрирующее краеведческую работу в уезде. К объективным возможностям организации музея можно отнести следующие: 1. Наличие подходящего здания так называемого магистрата (под пожарной каланчой). Здание это само по себе является историческим памятником 18 века, расположено в центре города, изолировано от жилых построек и не требует больших расходов по его приспособлению и ремонту. В верхнем этаже его имеются четыре большие комнаты-палаты, где музей может быть развернут удачно. В отношении ремонта здания магистрата можно рассчитывать на поддержку Главнауки, т.к. его представители, обследовавшие памятники Арзамаса в 1926г., указали на необходимость приспособления этого здания под музей… В отношении возможности иметь экспонаты… можно будет использовать, во-первых, те незначительные остатки, которые сохранились после ликвидации ранее существовавшего в Арзамасе музея, который был ликвидирован в 1921г».[20] Докладная записка т. Водопьянова осталась без ответа, а между тем, мысли, изложенные в ней, были здравыми. Здание магистрата как нельзя лучше подходило и подходит в настоящее время под исторический музей. В 1927г. это предложение почему-то было отвергнуто, и через два года, когда срочно потребовалось открыть музей, о магистрате не вспомнили, зато нашли хороший повод занять только что закрытые церкви. 14 августа 1929г. заведующий Окружным отделом народного образования пишет в Арзамасский исполком о необходимости открытия в городе исторического и антирелигиозного музея ранее начала нового бюджетного года, чтобы уже в августе организовать антирелигиозную выставку. Экспонатами должны были стать предметы, присланные из ликвидированных церквей, и из Нижегородского Госмузея.[21]

Под музей выбрали церковь апостола и евангелиста Иоанна Богослова (разрушенную в 30-х гг.), в которой в качестве первых экспонатов, какое-то время хранились иконостасы Владимирской церкви перед их отправкой в «Антиквариат».[22] Но музейное дело как-то не пошло в городе, тем более что церковь скоро передали под гараж Райпотребсоюза. Поэтому и решили местные власти поместить музей в летнем соборе, но уже не краеведческий, а антирелигиозный. Между прочим, одним из главных мотивов закрытия Воскресенского собора было «отсутствие ремонта и опасность, что здание может придти в негодность», о чем «печалился» Президиум Арзамасского горсовета на расширенном заседании 26 января 1932г.[23]

Что стояло за этой опекой читатель может представить, вспомнив, в каком плачевном состоянии передавались разоренные храмы обратно Церкви в конце XX – начале XXI века. В бывших храмах, приспособленных под разные светские учреждения, отсутствовал не только капитальный, но и косметический ремонт. Не помогали ни статус памятников культуры, ни вывески «Охраняется государством». А собор действительно требовал ремонта. 1 марта 1935г. обширные складские помещения под ним передали в ведение РОНО. Прибыль, полученная от их аренды, по требованию горсовета, должна была быть израсходована исключительно на ремонт музея и памятников искусства, находящихся там. Но этих средств было явно недостаточно. Тогда власти города нашли поистине «соломоново» решение. Выписка из постановления горсовета от 8 апреля 1935г. гласит, что ни у городского совета, ни у музея средств на ремонт собора нет, поэтому его осуществление невозможно. Кроме того, посылается ходатайство в Нижегородский отдел Главнауки о пересмотре вопроса о возможной реставрации памятников старины, и об исключении некоторых из списка, т.к. это требует огромных капиталовложений.[24]

Таким образом, собор остался без ремонта, но это не мешало ему функционировать в качестве музея атеизма. Правда, открылся он не ранее 1934г. Штат его состоял, по-видимому, из директора – т. Кузнецова[25] и одного работника, а потому целых два года внутренний вид храма представляла собой печальное зрелище, как, впрочем, и других закрытых церквей. Лектор Крайсовета СВБ Н. Либерман на страницах «Арзамасской правды» в 1933г сетовал по этому поводу: «Необходимо оказать помощь завмузеем атеизма Арзамаса т. Кузнецову, изыскать материальную базу и добиться скорейшего открытия музея для публики, так как люди рвутся в двери музея, но их не пускают, потому что там всё в хаотическом состоянии и одному работнику трудно сдвинуть и техническую и научную работу».[26]

4 апреля 1935г. в качестве экспоната от церкви Живоносного Источника Божией Матери музей получил полухоругвь с двуглавым орлом и короной. Еще раньше, в конце 1934г. из закрывшейся церкви ап. Андрея Первозванного перенесли святыню Арзамаса – Животворящий Крест Господень, а также чудотворную икону Николы Можайского из Никольского монастыря, правда, уже без драгоценной ризы. О работе музея можно судить из отчета комиссии, составленного 9 декабря 1935г.: «Музей в 1934г. работал 107 дней, его посетило 5268 человек, было проведено 66 экскурсий. В текущем году музей работал 184 дня, число посетителей составило 24073 человека[27], число экскурсий 207, лекций 52. Работала выставка к съезду Советов и художественная выставка… Музей зимой не работает… полы моются редко. Обязать т. Кузнецова полученные 300 рублей использовать на ремонт, оборудовать в соборе теплое помещение. С религиозной целью посещение музея не допускать. Устранить пыль и грязь… Создать Совет музея и с 1936г. развернуть антирелигиозную пропаганду…»[28]

Как видно из приведенных примеров, музей атеизма работал из рук вон плохо, здание теряло свой неповторимый облик. Но арзамасские власти это уже не волновало, главная цель была достигнута – Воскресенский собор закрыт, службы больше не будет! 28 ноября 1943г. Совнарком принимает постановление № 1325 «О порядке открытия церквей». Согласно этому документу ходатайство верующих о регистрации религиозной общины и предоставлении храма сначала должно было рассматриваться в местных органах власти и только потом отправляться в Совет по делам РПЦ. Совет выносил предварительное решение, которое окончательно утверждалось Совнаркомом. Столь сложная процедура, конечно, должна была притормаживать процесс возвращения Церкви её разоренных храмов[29], в чем читатель смог убедиться выше. Однако желание верующих города иметь в пользовании церковь было выше чинимых властями препятствий. В конце 1943г., то есть сразу после выхода постановления СНК, 118 верующих граждан Арзамаса ходатайствуют перед горсоветом об открытии Воскресенского собора. Можно предполагать, что Арзамасский исполком ждал подобного прошения, был к нему готов, и главное, не имел ничего против, так как памятники архитектуры за время использования их под музей, спортклуб и общежитие, сильно обветшали, а денег на их ремонт не было. Передав же обе церкви – зимнюю и летнюю - верующим горсовет «убивал» сразу «двух зайцев»: ремонт перекладывался на церковную общину, которая к тому же платила и установленные государством налоги, что было немаловажным. Вероятно, приняв во внимание эти обстоятельства, председатель горсовета Пахомов назначает произвести технический осмотр собора, который и был осуществлен 5 декабря 1943г. инженером В.С. Зандером. Было выявлено, что Воскресенский летний собор требует ремонта, а именно: замены парадных дверей и оконных переплетов, смены битых стекол площадью 190 квадратных метров, оштукатуривания площадью 790 квадратных метров, восстановления карнизов и утраченных конических капителей (55 штук), смены железной кровли, окраски с перетиркой стен и сводов внутри здания площадью 2590 квадратных метров, реставрации живописи общей площадью 2452 квадратных метра. Всего стоимость указанных работ оценивалась в 435 тысяч 604 рубля 58 копеек.[30] Такова была цена эксплуатации храма в качестве музея атеизма! Так на деле оберегала советская власть уникальные памятники архитектуры и искусства! Можно предположить, что с момента начала войны и вплоть до передачи верующим, музей не функционировал и собор остался без присмотра, чему свидетельство отсутствие стекол и оконных рам, что привело к порче стеной живописи, иконостасов и т.д. Неизвестно вообще, что подразумевалось под перетиркой стен и сводов внутри здания и реставрацией живописи. 3 февраля 1944г. горсовет выносит решение, что «препятствий к открытию собора не имеет, при условии поддержания здания со стороны верующих соответствующим ремонтом (по смете), как памятника искусства, состоящего на учете Главнауки».[31] Таким образом, Воскресенский собор возвращался прихожанам, для которых наступали нелегкие дни ремонта и уплаты всевозможных налогов. Кстати, в деле налогообложения советская власть была «впереди планеты всей», внося своими распоряжениями немалое смятение в ряды еще не успевших и храмы-то получить религиозных общин. Таковым, например, было письмо Управления налогов и сборов НКФ РСФСР от 19 мая 1944г. Следуя указаниям этого письма получалось, что объявись в городе или селе религиозная община, желающая получить пустующий храм в пользование (а таких в Арзамасском районе официально было пять), её сразу же облагали налогом и со строений, и земельной рентой, хотя сам храм на практике занимался верующими не менее чем через год после заявления, а мог и вовсе не быть переданным. Возникшее недоумение, правда, было разъяснено письмом Горьковского Облфинотдела 23 июня 1944г. под № 04-25, на основе распоряжения НКФ СССР по управлению налогов и сборов от 8 мая 1944г. «О налоге со строений, земельной ренте и страховых платежах за церковные здания»: «По сообщению Совета по делам РПЦ при СНК СССР с мест поступают заявления о том, что к верующим предъявляются требования об уплате налога со строений, земельной ренты и страховых платежей за церковные здания, которые, в отсутствии служителей культа либо по другим причинам, не используются ими в течение ряда лет. Наркомфин СССР сообщает, что согласно инструкции Совета по делам РПЦ при Совнаркоме СССР для уполномоченных Совета, церкви, неиспользуемые верующими свыше года считаются закрытыми, а религиозные общины (приходы) распущенными. Поэтому предъявление к верующим требований об уплате налога со строений, земельной ренты и страховых платежей за церковные здания, неиспользуемые ими свыше года, является неправильным… Дайте об этом указания местным финансовым органам. Заместитель народного комиссара финансов Союза ССР Ф. Урюпин. Начальник Управления налогов и сборов Г. Марьяхин»[32]. Кроме вышеназванных налогов со строений, земельной ренты и страховых платежей, церковные общины несли на себе груз уплаты подоходных налогов со священников и других лиц, работавших в ней. Ниже, в приложении, мы приводим два документа (приложение 8 и 9), датированные 1944 годом, которые долгое время определяли имущественные отношения внутри церковной общины. Из них можно увидеть, что буквально все церковные доходы, включая плату натуральными продуктами за требы, облагались налогами. Таким образом, вновь образуемые религиозные общины были немедленно взяты в жесткие финансовые тиски. Воскресенская община в это время занимается регистрацией церковной «двадцатки». С этой целью 7 октября 1944г. в Горький командируется Гурий Степанович Кораблев, (как говорилось выше, ранее он состоял в «тройке» открывающегося Смоленского храма Выездного, затем перешел в собор). Тогда же община ходатайствует перед исполкомом Арзамасского горсовета о снижении и рассрочке налогов в связи с тяжелым финансовым положением и большим ремонтом собора, который еще года не находится в ведении общины. Данное прошение было рассмотрено на заседании исполкома 1 ноября и вылилось в следующее решение (протокол № 27/189, вопрос № 14, докладчик Пигин от Городского финансового отдела): « В понижении налога отказать, допустив лишь рассрочку в следующие сроки: 7 тысяч рублей к 30 октября, 13 тысяч к 15 ноября и остальные 13 тысяч к 30 ноября 1944г.»[33] Сложное финансовое положение, явная недоброжелательность местных властей, разногласия внутри общины – вот с чем пришлось столкнуться прихожанам собора в наступившем 1945 году. 6 января 1945г. уполномоченный по делам РПЦ при Горьковском облисполкоме, т. Мосунов издал распоряжение за № 126, на основании которого собранием «двадцатки» вместо Кильдиарова в ее состав избирается Н.М.Пименов. Председателем общины в это время состоит соборный священник Н. Попов, открывавший храм, его заместителем Г.С.Кораблев. С докладом о результатах перевыборов, а также по другим церковным делам и хозяйственной жизни общины в Горький к уполномоченному по делам РПЦ, а также к епископу командируется соборный диакон З.А.Орешин[34]. Поездка, видимо, была связана, с возникшими в среде общины разногласиями, суть которых нам неизвестна. Косвенно о них мы узнаем из записки председателя горсовета Громазина в горьковский Облисполком 6 февраля 1945г. уполномоченному по делам РПЦ. В основном же содержание записки составляет жалоба арзамасских властей на церковную общину: «…Не входя в наличие разногласий по управлению общиной в вопросах религиозных, исполком горсовета крайне недоволен действиями председательствующего и постоянных членов исполнительного органа, отношением его к органам государственной власти, в частности, по выполнению своих обязательств перед бюджетом по уплате налогов и проч., на что требуются неоднократные вызовы и уговаривания. С этой точки зрения, исполком горсовета просил бы Вас разрешить переизбрание исполнительного органа и указать новому или старому составу об отношении общины к органам госвласти»[35]. Подобные жалобы были обычным явлением в то время. Необычным и почти забытым для Арзамаса стал крестный ход на Пасху 1945г. О принятии необходимых мер безопасности во время его проведения ходатайствует Уполномоченный Совета по делам РПЦ Горьковской области т. Богданов 18 апреля 1945г. перед горсоветом: «Прошу принять необходимые меры через органы милиции к соблюдению общественного порядка в дни скопления верующих и не чинить препятствия к совершению вокруг церкви крестного хода во время Пасхальной службы»[36].

Кроме архивных документов, приоткрывающих перед нами завесу былых времен, сохранились еще живые свидетели тех лет, в памяти которых не стерлись описываемые нами событии. Одна из них – Софья Николаевна Карпычева, поделилась с нами своими воспоминаниями. Ее отец – Николай Сергеевич Попов – был непосредственным участником возрождения церковной жизни в Арзамасском районе. Родился он в 1893г. в селе Кичменчском Городке Вологодской губернии в потомственной сельской священнической семье. В 1905г., когда Николай только что начинал учиться в духовном училище, умер его отец. «Мать осталась с большой семьей в семь человек детей, а потому юношеские годы прошли не блестяще», - позже писал в своей биографии о. Николай[37]. В 1912г. он становится псаломщиком, а в январе 1915г. женится и рукополагается в диаконы своей сельской церкви. После революции 1917г. переводится в разные приходы. Служил и в Тотьме, и в Иваново-Вознесенске и, наконец, оказывается в г. Горьком. Там, в Печерском храме в самые лютые годы гонений на Церковь, Николай Попов посвящается в сан протодиакона, который давался за особую ревность к богослужению и недюжие голосовые способности. К этому времени у о. Николая была большая семья – жена, три дочери и сын. Старшая дочь Елена проживала в Тотьме. Она работала парикмахером, а вышла замуж за военного. По совету отца ей пришлось прервать всякое общение с родительским домом, чтобы не скомпрометировать мужа. В Горький она приезжала тайком и очень редко. Постоянная опасность ареста сделала о. Николая осторожным и в словах и в делах. Дети и часто даже жена не знали приходящих к ним людей – знакомых по церковной службе. О. Николай вел разговоры с ними за закрытой дверью, не посвящал домашних в свои дела. И это было не напрасно. Софья Николаевна вспоминает, что ходили к ним в гости две женщины - прихожанки, общались с детьми, звали к себе домой, угощали сладостями и в то же время выспрашивали, чем занимается отец, с кем встречается, о чем говорят. Потом стало известно, что работали они на ГПУ. К середине 30-х гг. повальные аресты захлестнули духовенство, церкви повсеместно закрывались, страх оказаться за решеткой овладевал многими. Именно в эти годы о. Николай окончательно потерял связь со всеми многочисленными близкими родственниками, которые, занимая подчас высокое положение в советском обществе, боялись опорочить себя родственными связями со священником. А сам Николай Попов отказываться от веры не собирался, полагаясь на промысел Божий, спасавший его не раз от неминуемого ареста. У порога дома он всегда держал наготове вещевой мешок, чтобы в случае опасности вовремя уйти. Когда в августе 1938г. вечером на черной машине увезли последнего священника его церкви – о.Михаила Зотова, протодиакон Николай понял, что следующим арестуют его. Взяв котомку, он направился к дому арестованного священника, удостоверился от заплаканной матушки в аресте последнего, прибрался в алтаре храма и, заперев церковь, ушел, никому не сказав куда. Он сумел устроиться на Горьковский химический завод грузчиком. Его непосредственный начальник – еврей по национальности, отнесся к батюшке с пониманием, и не стал спрашивать документов. Затем, видя его исполнительность, перевел в бригадиры упаковщиков, а в апреле 1939г. назначил завскладом, где Попов и проработал до декабря. Но эта должность уже была ответственной, требовала заполнения анкеты. Выяснилось диаконское прошлое о. Николая, зашелестели доносители, вновь запахло арестом. Директор предприятия, не хотевший для себя лишних разбирательств и проблем, через начальника-еврея посоветовал Попову незаметно уйти, без отчетов и заявлений. И снова котомка за плечами и расставание с семьей, правда, на этот раз недолгое. Буквально на следующий день Николай был принят «артистом» хора в оперный театр Горького, где оказалось много знакомых по церкви певчих. С началом войны, когда политика по отношению к духовенству несколько смягчилась и стали открывать кое-где храмы, отец Николай снова стал служить. В середине 1942г. его переводят в только что открывшуюся церковь села Выездного Арзамасского района. Семья диакона поначалу оставалась в Горьком и лишь спустя какое-то время перебралась в Арзамас. Зима 1942-1943гг. выдалась суровой. В храме не было ни пола, ни печек, ни стекол в окнах. Служить приходилось в тяжелейших условиях. По настеленным наспех половицам едва можно было ходить, ветер гулял в оконных проемах, снег и иней оседал на иконостасах. Священники наливали кипяток в стеклянные бутылки, привязывали их под рясами к спине и груди и так служили. Недостающее убранство полуразоренного храма восполняли из закрытых сельских церквей. В Смоленской церкви Выездного о. Николая рукоположили в пресвитеры. С открытием Воскресенского собора Арзамаса, о. Николай переводится в него. Поначалу служили в летнем храме, состояние которого считалось довольно сносным по сравнению с зимней церковью, где не было ни иконостаса, ни какого-либо внутреннего убранства, а оставались лишь выбитые рамы и двери. Служить и здесь приходилось в тяжелых условиях. При всем этом оба храма арзамасской округи были переполнены верующими. Арзамасцы не только молились, они вносили посильный материальный вклад в дело победы. Какова точная сумма пожертвований фронту мы не знаем, но до нас дошли четыре правительственные телеграммы, от имени самого И. В. Сталина, направленные священнику Николаю Попову. В них выражается благодарность верующим за помощь фронту. «Из Москвы 1471. 40. 12. 10. 35. Высшая правительственная Арзамас Горьковской области Священнику Николаю Попову Прошу передать верующим Выездновской общины города Арзамаса собравшим дополнительно 240.000 рублей на строительство эскадрильи самолетов имени Александра Невского мой привет и благодарность Красной Армии 12 апреля 1943г. И. Сталин»[38] «Из Москвы 1835. 45.1. 12.31. 103-10 Высшая правительственная Арзамас Горьковской области Священнику Николаю Попову Прошу передать духовенству и верующим города Арзамаса собравшим 20.000 рублей фонд обороны Союза ССР мой привет и благодарность Красной Армии 1 октября 1944г. И. Сталин»[39]

«Из Москвы 146-35 38-21 21-36 Высшая правительственная Арефино Ваческий район Горьковской области Священнику Николаю Попову Прошу передать верующим села Арефино собравшим 10.000 рублей фонд обороны СССР мой привет и благодарность Красной Армии 22 июня 1944г. И. Сталин».[40] «Из Москвы Высшая правительственная Арзамас Горьковской области Священнику Николаю Попову Прошу передать духовенству и верующим города Арзамаса собравшим 25.000 рублей фонд обороны Союза ССР мой привет и благодарность Красной Армии Февраль 1945г. И. Сталин»[41]. Недолго о. Николай оставался в Арзамасе. Его, как опытного священника, перебрасывали в только что открываемые храмы области. Он служил и в селе Арефино, и в селе Саконы, и в городе Кулебаки, и в Чкаловском районе. Но всегда душа его рвалась в Арзамас, который он успел полюбить, в котором у него оставалась семья. Духовенство города считало за честь советоваться во всех делах с о.Николаем, любило его за безотказность, готовность помочь и словом и делом. Не забывал и батюшка арзамасских церквей: когда предоставлялась возможность, ходатайствовал перед Горьковским архиереем и уполномоченным по делам РПЦ о пополнении их убранства имуществом недействующих храмов, которое постепенно расхищалось на местах. Можно с уверенностью сказать, что современное благолепие Воскресенского собора и Смоленской церкви Выездного во многом обязано стараниям о. Николая. Так, например, село Котунки Чкаловского района, в котором он недолго служил, попало, как и многие другие селения, в черту Горьковского водохранилища и было затоплено. Отец Николай добился того, чтобы имущество погубленного храма было передано в Арзамасские церкви. 8 марта 1960г. священник Николай Попов мирно скончался. Хоронить батюшку собрался не только весь город и район, приехало духовенство из отдаленных мест и соседних областей. Отпевание проходило в кафедральном Арзамасском соборе. Знаменательно, что это было время начавшихся хрущевских гонений на церковь. Но даже тогда арзамасские власти не помешали проводить в последний путь известного священника. Траурная процессия растянулась от Воскресенского собора по всей улице Володарского до Тихвинского кладбища, где у недействующей Серафимовской церкви был похоронен отец Николай Попов. Долгое время к могильному холмику не зарастала народная тропа. Лишь когда стали уходить свидетели тех лет и событий, воспоминания о батюшке стали стираться в людской памяти. И сейчас многие горожане, проходя по главной аллее Тихвинского кладбища, порой не догадываются, что здесь лежит человек, отдавший все свои силы не только на возрождение арзамасских церквей, но и на воскрешение духовности в заблудших человеческих душах[42]. [1] Там же. Д. 40. Л. 1.
[2] ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф-60. Оп. 1. Д. 27. Л. 6.
[3] Там же. Л. 12-13.
[4] Там же. Л. 11.
[5] Цыпин В.Русская православная церковь. 1925 – 1938. Издание Сретенского монастыря, 1999г. С. 193-194.
[6] ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф. Р-547. Оп. 1. Д. 7. Л. 57.
[7]ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф. Р-547. Оп. 1. Д. 7. Л. 30.
[8] Там же. Л. 29.
[9]ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 153.
[10] Там же. Ф. Р-322. Оп.1. Д. 185.
[11] Там же.
[12] ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф. Р-322. Оп.1. Д. 185.
[13] Там же.
[14] Там же. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 1.
[15] Там же. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 218.
[16] Там же. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 185.
[17] Там же. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 218.
[18] Там же. Л. 12, 13, 24, 25.
[19] Там же.
[20] ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф. Р-23. Оп. 1. Д. 830. Л. 27, 28.
[21] ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф. Р-110. Оп. 1. Д. 181. Л. 5.
[22] Там же. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 92.
[23] Там же. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 190.
[24] ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 1.
[25] Кузнецов Александр Борисович ранее заведовал Церковным столом Арзамасского Окрадмотдела.
[26] «Арзамаская правда» № 198, 28 августа 1933г.
[27] Весьма сомнительная цифра, т.к. население города не превышало 25 тысяч человек. Если следовать этой статистике, то в 1935г. каждый рабочий день музей посещало 130 человек, что нереально, - прим. автора.
[28] ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 1.
[29] Цыпин В. протоиерей. История русской церкви. Книга 9. М. Издательство Спасо – Преображенского Валаамского монастыря, 1996г. С. 305-306.
[30] ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф. Р-322. Оп. 2. Д. 102.
[31] ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф. Р-322. Оп. 2. Д. 102.
[32] ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф.Р-551. Оп. 2. Д. 94. Л. 50.
[33] Там же. Ф. Р-322. Оп. 5. Д. 16. Л. 149-150.
[34] ГУ ГАНО, г.Арзамас. Ф. Р-322. Оп. 2. Д. 113.
[35] Там же.
[36] Там же.
[37] Данные взяты из собственной биографии Н.С. Попова, написанной 2 января 1941г. Личный архив С.Н. Карпичевой.
[38] Из личного архива С. Н. Карпичевой.
[39] Там же.
[40] Там же.
[41] Там же.
[42] Медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» по Горьковской епархии награждены следующие лица (по материалам сайта «Журнал Московской Патриархии»): 1. Зиновий — епископ Горьковский и Арзамасский. 2. Благочинный по Горьковской епархии протоиерей Морозов Петр Петрович. 3. Настоятель Спасо-Преображенской церкви сл. Печеры, Ждановского р-на г. Горького, митрофорный протоиерей Красовский Николай Иванович. 4. Настоятель Спасо-Преображенской церкви пос. Карповка, Ленинского р-на г. Горького, протоиерей Левитский Александр Васильевич. 5. Настоятель Воскресенского собора г. Арзамаса протоиерей Перевалов Сергий Агафонович. 6. Протоиерей Сретенской церкви пос. Кубинцева Исаков Петр Алексеевич.
7. Настоятель Екатерининской церкви г. Ветлуги священник Никольский Николай Алексеевич.